Центральными идеями романтизма в него прогрессивных течениях можно признать идеи, провозглашенные идеологами буржуазно-демократической революции: идею воли, которая определяет новый общественный порядок, идею личности, свободной от оков, наложенных на нее феодальным укладом, идею человека в него собственном достоинстве, независимому от залогового ранга. В творчестве В. А. Жуковского и ДО-К - Н. Батюшкова своеобразно преломились эти идеи прогрессивного романтизма. Но осмысление этих идей в произведениях обеих поэтов, особенно у Жуковского, было противоречивым, что отдаляли их от передовых плинивромантизму.
Понятие воли мы часто встречаем в обеих поэтов. Но оно далеко не равнозначно понятию политической воли, которая надышала революционных романтиков. Жуковскому и особенно Батюшкову не далекое стремление к общественной независимости, к воле от давки, от произвола тех, кто стоит наверху социальных ступенек. Но основное желание романтика Батюшкова - сохранить «души приподнятой волю». Волю от чего? От «света», от « пустого блеска» славы, от «сует», от «богатства»... Еще более последовательно идея внутренней воли человека выступает в поэзии Жуковского. В самом деле свободной становится личность, которая достигла высокого морального совершенства. И это доступно всем людям, безотносительно к их социальному положению. По мнению Жуковского, царь, судья, воин и писатель уровне:
В приподнятом к прекрасному стремленье.
Всем на добро одни права данные!
(«К А. Н. Арбеневой», 1812)
Понимание воли как категории психологической, моральной, а не социальной, политической было слабой стороной элегического романтизма. В этом оказалось непонимание необходимости воли общественной как условия свободы личности. Недостаточность внутренней воли иногда осознавали и самые ее идеологи. В послании «К Батюшкову» (1813) Жуковский сетовал, что люди «свободные лишь мечтами, а наяву в цепях». В одной со своих записных книжек Батюшков сделал такую заметку: «Человек в пустыне свободный, человек в обществе - раб».
Сильной, прогрессивной стороной раннего российского романтизма было утверждение личности, то есть признание ее высокого достоинства, ее безусловной ценности, ее воле, ее равенства с другими личностями. Но в жизни эти принципы постоянно возбуждаются. Жуковский готов признать социальную неровность причиной страданий благородной людской личности («эоловая арфа», 1815). Но глубокого развития эта мысль у него не получает.ъ Романтическое утверждение личности в творчестве Жуковского и Батюшкова не перерастало в борьбу за общественную свободу личности, и это приводило к усилению индивидуалистических тенденций в раннем российском романтизме. Личность рассматривалась здесь психологически, вне ее зависимости от национальных, исторических и социальнихумов.
Подобные противоречия оказывались и в трактовании идеи человека у Жуковского. Для него человек - «святейшее со званий», что стоит выше наивысшего общественного «звания». Такому пониманию человека и его воли отвечает характер романтического протеста против существующей действительности у Жуковского и Батюшкова. Как романтики, они не приемлют окружающего мира. В этом непринятии иногда слышится и социальный мотив. Батюшков. в стихе «Мои пенаты» горячо желает, чтобы к него « хаты» не нашли дороги лица, распущенные своим высоким общественным положением («придворные друзья», «надутые князья»). Но оба романтика избирают путь отхода от неприемлемой действительности, а не путь борьбы з ею
Более четко звучат общественные мотивы в и. и. Козлова, увлекавшегося поэзией Байрона и переведшего на российский язык его поэму «Абидосская невеста». В стихе «Плененный грек в темнице» (1822) Козлов вместе с поэтами революционного романтизма сочувственно откликается на освободительную борьбу в Греции и вкладывает в уста своего лирического героя слова: «Ах, иль быть свободным, иль совсем не быть!»
Разлад с окружающим внешним миром заставляет романтика погружаться в свой внутренний мир, у переживания личности. Этим определялась присущий романтизму субъективность как яркое проявление личности, ее дум и чувств в восприятии и изображении действительности. Но в отличие от сентименталиста, который оставался в пределах своей субъективности, романтик хочет противопоставить неприемлемой действительности другой, «лучший» мир, созданный его мечтой,- «мечтательный мир», по выражению А. С. Пушкина («Жуковскому»). Понимание этого «мира» в разных течениях романтизма было глубоко разным. Пропасть лежит, например, между «потусторонним» миром Жуковского или миром земных радостей, духовных и чувственных наслаждений Батюшкова и миром исторической героики поэтов-декабристов. Но и там и здесь идеал противопоставлялся «существенности», как тогда называли реально существующее. Справедливо указывая на «внутреннюю, задушевную жизнь человека» как на «сферу» романтизма, Белинский обращает внимание и на другую, еще более важную его сторону: внутренняя жизнь человека есть для романтика той «таинственным грунтом души и сердца, откуда поднимаются все неопределенные стремления к кращ и приподнятому, стараясь находить себе удовлетворение в идеалах, которые совершаются фантазиею» (VII, 145-146). В понимании идеала между ранними романтиками были серьезные расхождения, но их объединяло ощущение отдаленности прекрасной мечты
Идейно-образный мир элегического романтизма
Комментариев нет:
Отправить комментарий