Историзм «Тараса Бульбы»

Характерно, что Тарас единый из полковникив гетмана Остряници не составляет оружия, потому что не верит преодоленным шляхтичам во главе с их коронным гетманом Потоцьким, понимая, что шляхта, за которую заступилось православное духовенство, вероломная, сломает присягу, снова плюндруватиме православные храмы, будет уничтожать крестьянство, будет сажать на пали казаков. Тарас смотрел будто в воду. В скором времени были казнен гетман и его ближайшие сподвижники. Историзм гоголевской повести неопровержимый, несмотря на целесообразное оперирование автором достоверностью событий и конкретикой в пространстве и времени

Со страниц произведения возникают исторические реалии из жизни украинства как накануне, так и после времена освободительных соревнований, именованных Хмельнитчиной. Залог украинцев на порабощенной польской шляхтой земли был в самом деле ужасный

Подчинивши по Брестскому соглашению 1596 года православную церковь Ватикана, господствующая элита поворачивала к унии украинство принудительно, патриотическое духовенство преследовалось, старшина же казацкая и иерархиурядовци наделялись привилегиями. Православные храмы на землях польских магнатов казались в аренду богатым евреям. Как следствие такого реформаторства - жестокие религиозные преследования украинцев, о чем отмечал и. Срезневський: “ Ужасен был в тот час залог украинцев. Права их были затронуты, вера пренебрежена, церкви и монастыри, издавна построенные, одни запустели, другие закрыты…

Простонародье грабили, садили в тюрьмы и морили голодом. Дети умирали без крещения и очищения от грехов; взрослые жилы безшлюбно, не знавая ни исповеди, ни причастие Сбытчик. Тайн. Мертвые погрибались без обрядов”6.

Об этом устами своих героев поведает Гоголь в “Тарасе Бульбе”:

“Слушайте! Еще не то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всеи Украине в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! Еще не то расскажу: уже, говорят жидовки шьют себя юбки из поповских риз…”

“Как! Чтобы жиды держали на аренде христиан ские церкви! Чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христиан! Как! Чтобы попустит такие мучение на Русской земля вот проклятых недоверков! Чтобы вот так поступали с полковниками и гетманом! Да не будетже сего не будет!”

Об этом позднее поведает большой ценитель Гоголя Тарас Шевченко в поэме “Тарасова ночь”: Гибнет слава, родина; Нет где деться; Вырастают некрещеные Козацький дети; Любятся невенчанные, Без попа прячут, Запроданная жидам вера, В церковь не пускают!

О бесчинствах и произволе осатанелой от крови шляхты и ее пособий лихваривиудейв напишет в своих исторических романах “Богдан Хмельницкий”, “Последние орлы” Михаил Старицкий. В последнем из названных произведений наблюдаем в самом деле апокалипсическую картину разорения родной земли:

“Появились по всей Украине виселицы, костра, кровавые сваи, запылали православные церкви, стоном и причитанием исполнилась родная земля, и чем сильнее неистовствовали угнетатели, тем с большей одвагою и самоотверженной любовью оборонял горемычный люд свой убогий, приниженный храм! Полстолетие продолжительная неравная, губительная борьба, - наконец переполнилось гневом и одчаем сердце народа, и вспыхнуло в последний раз казацкое сердце!”

А речь идет в романе Г. Старицкого язык уже об XVIII столетие, события накануне Колийвщини, когда собственно социальный залог украинства на Правобережной Украине не изменился: она и дальше находилась под гнетом польськошляхетських поработителей. Кстати, эту же время воссоздаст в своей трагедии “Савва Чалый” и. Карпенкокарий, где мы тоже наблюдаем неопровержимое влияние гоголевского “Тараса Бульбы”.

Даже храбрый казак Савва Чалый подобно Андрею Бульбенку прельщается приманками красивой шляхтянки, предает свой народ, за что и был скараний бывшим побратимом Игнатом Голым. Сила народного гнева отплаты воплощена в гоголевском произведении без украшений: месть обидчикам была беспощадной и жестокой у слепоте

Вскрик Тараса из толпы на нечеловеческие мучения сына Остапа: “Слишу!” несет в себе и металогичний содержание, как и слова о том, что “Отыскался след Тарасов…”, свидетельствуют о непрестанности борьбы против чужинницькой экспансии на всех этапах национальной истории: нужно победителей, которые не здеморализовани поражениями, не составили оружия в борьбе за волю, всегда отыщется - и для современников, и для потомков. И освободительная война есть безжалостной, без меры жестокой, беспощадной к фанатизму: “А Тарас гулял по всеи Польше с своим полком, выжег восемнадцать местечек, близ сорока костелов и ужедоходилдо Кракова. Много избил вон всякой шляхты, разграбил богатейшие земли и лучшие замки…

…Не уважили казаки чернобровых барышень, белогрудых, светлоликих девиц: в самых алтарей не могли спастися они: зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не одни белоснежние руки подымались из огнистого пламени к небам, сопровождаемые жалящими воплями, вот которых подвигнулась бы самая сырая земля и степовая трава поникшая бы вот жалости дола. Но не вникали ни чемужестокие казаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, бросали к им же в пламя”.

Позднее, в частности в поэме “Варнак”, Тарас Шевченко повиствуватиме о подобной ослепленности местью, которая просто превращалась в необходимость:

Я резал все, что господином носило название, Без милосердия и зла…

Было, будто жабу ту, на копье Спряжешь ребенка на огне Или барышню белолицую Распнешь голую на кону…

А в ранней поэме “Гайдамака”, написанной не без влияния мотивов исторической повести Гоголя, поэт не просто воссоздает кровавую вакханалию на фоне неутомимой, витвореной Богом гармонии (”Зори сияют, среди неба горит белолицый, верба слуха соловушки, смотрит в колодец…”, “Встала весна, черную зе_млю сонную разбудила…” и т.п.), ай, будучи душой и сердцем с восставшим народом, осуждает посеянную идейным фанатизмом и религиозным противостоянием вражду между славянами:

Болит сердце, как вспомнишь: Старых слов ‘ян дети Впились кровью. А кто виновный? Ксендзы, езуйти.

Поднимая своих персонажей к образивсимволив героики национальновизвольного движения, и Гоголь, и Шевченко собственное не могут идеализировать их: от того пострадает самый историзм их творчества

Часто исследователи и педагоги трактуют поступки Тараса из гоголевской повести и Гонты из “Гайдамаков” Т. Шевченко относительно убийства собственных детей во имя перед народом как адекватные. Но это совсем разные вещи

Тарас Бульба собственной рукой наказывает сына Андрея как предателя, как отступника от веры, присяги, семьи, отчизны. Поступок казацкого полковника жестокий и безжалостный. Он не может быть оправдан с точки зрения суспильноморальних, родиннопобутовихимперативив.

Однако карающая десница отца несет в себе в данном случае что-то сакральнометафоричне: отступники од веры и присяги несут покару от собственного народа и рода; синдром иуди срабатывает и против пресвятейшего - бросает вызов самому Богу

Другое дело - лишение жизни невиновных детей Гонтой в поэме Т. Шевченко. Здесь обычный идейный фанатизм, отнюдь не оправданный автором: через трагедию угнетенной наций поэт прослеживает и трагедию конкретной личности, ослепленной и одержимой идеей без морали, идеей общих интересов, во имя совершает страшный грех, который не подлежит ни земному, ни небесному прощению. Да и для самого Гонты жертва собственными детьми во имя станет наибольшим мучением, неспивмирною даже со страданиями персонажей классических греческих или шекспиривськихтрагедий. Для гоголевского Тараса Бульбы трагедией есть прежде всего смерть сына Остапа, заистязаемого шляхтой, и опустошенная и испоганенная врагом родни земля и вера, за которые он гибнет непреодоленным

Историзм «Тараса Бульбы»