Детали расцветшей девичьей красоты именно пасовали бы к тому, чему нет, чего так пылко хочется. Анты-Тезно упомянутая имеющаяся одежда (старая юбка, рубашка с грубого полотна) выступает оречевленою разногласием социального звучания. И на первом плане психотипологичпе возражение, которые раскрывает главную пружину «винародовлення» героини, ее ненависти ко всему простому, поезда к роскоши, господству, хотя бы потереться круг того панства
Большую сложность представляет собой групповой портрет и в графическом (вспомним летописные изображения), и в словесном искусстве. Малый гурт - с двох-трьоьс фигур - может быть простым составлением индивидуальных портретов, а именно: секретаря городской думы Рубца и полицейского чина Книша в «Проститутке». Сначала последовательно, одна за одной подаются внешности незнакомых людей, а потом из разговоров других действующих лиц узнаем кто есть кто. Просто и естественно. Один из разновидностей парного портрета есть упомянутый «сдвоенный» Христи и Кравченко
Другое дело - большой гурт. А такая «действующее лицо» характерная для произведений Мирного. Здесь прием составления, вплетание противопоказанный даже с учетом перспективного изображения (первый, второй, задний план). Вот гурт мещан - гостей Загнибиди:
«Мужчины, женщины, молодые и старые; как бочки толстые, как шилья тонкие, низкие - немного не при земли; высокие, как дубы гонкие… А уборы-наряды? Красные платья, зеленые куцини, рябые юбки, желтые шушони, блестящие ластиковые балахоны, черные суконные кафтаны…» (III, 102).
Сначала очерчивается гурт за контрастами в очертаниях в черно-белом видении, а потом уже идет цветная гамма с детализацией видов и форм верхней одежды. А вообще - реальное восприятие из расстояния одного человека с доброй дозой пренебрежения до этого цветистого мещанства
и все-таки это - домашний гурт. Надворные велелюдни сборища нуждаются в другой технике воспроизведения, подвижного зрительного восприятия, « ходячего глазу». То есть того приема, которым успешно пользовались Флобер и Золя при змалюванни рынков, массовых праздничных сцеи, гульбищ. Так, в «Проститутке» описание публики в саду, которая собралась на гуляние, начинается общим, тем, что в вече бьет: «…все шелка и платья, дорогие едваби, серебро и золото сияет!» Дале внимание сосредоточивается на кружке барышень, который описывается в таком порядке: походка («перепеличка не уравняется»), платья, обувь, « ручки туго позатягувани в блестящие перчатки», «личика красные», «глаза горят и сияют» (III, 328). То есть гурточок представлен как общность, единый образ. Так же передано и мужское обрамление барышень
Срисовав благородное панство, автор переходит к купеческой компании: звеньев, дочерей и самых купцов, которые держались, естественно, в стороне от «благородных». И все-таки, несмотря на динамике точки наблюдений, описание великоватое; его тяжело было бы читать, если бы он не был щедро сдобренный иронией
А вот рисунок крестьянского востока в «Проститутке»: «Старшина, заседателе, писарь, староста стояли на рундуци и молча поглядывали на море шапок, которое колыхалось по площади. Люди сходились у груды, гомонили и снова расходились» (III, 60). Очень скупо, однотонно. И здесь стираю, как и зрению, мало было контраста, цветной гаммы в самом объекте: однообразные свитки, шапки, что-то темное с едва уловимыми оттенками то ли серого, то ли коричневого, то ли синего. Да и фигуры подобные из избранной точки змалювання (крыльцо).
Это - один мотив. Второй - во всех эпизодах, откуда взятые картины крестьянского сбора, главное внимание действия, поступкам и языку персонажей ( в первом - требование платы в господина, во второму - ход выборов земской управы, в третьем - соревнование Супруненка и Карпа Здора за Присьчину землю). Развернутое описание гальмував£п действие, ничего существенного не внося ни к характеристики героев, ни к авторской позиции
Авторская позиция целиком суголосна народной - в каждом штришке, каждой детали. Портреты представителей народных масс всегда подаются реалистически, даже с дозой восхищения или же с глубоким сочувствием. Сравним:
«Склонила она грустно главу; потекли горькие слезы с желтых, мутных глаз, потекли по щекам, по глубоким перетокам, что лета и недоля попроорювали по сухому виду…» (II, 260).
«Выпрямилась - высокая, сухая, мура аж зеленая, а глаза - как у ее любимчиков - желтые-желтые»
В истории литературы, в частности прозы, деталь как первоэлемент художественности меняла свою роль, свой эстетичный вес. Если взять за начала летописную и житийную литературу, то легко проследить рост художественного значения, весомости детали по мере роста общего художественного уровня прозы. Да и то надо сказать, что именно деталями живой действительности внедрялся реализм, точнее - его элементы, в давнюю литературу, где властвовал этикет - вариативные словесные трафареты и штампы
Прошлое, будущее — то все реальнее
Комментариев нет:
Отправить комментарий