«Повесть о двух городах» Диккенса

"Повесть..." - второй и последний исторический роман Диккенса - состоит из трех книг. В первой повествуется об "возвращении к жизни" доктора Манетта, что длинные года провел в одиночной камере в Бастилии. Банковский мистер, который служит, Лорри и дочь доктора Манетта Люси отвозят его из Парижа В Лондон

Вторая книга начинается рассказом о суде над Чарльзом Дарнеем и его спасании от смерти. В скором времени Люси выходит за него замуж, и семья ведет спокойную и одухотворенную жизни. А в Франции тем временем назревает революционная бура. Отец и дядя Дарнея - французские аристократы-эксплуататоры, с которыми Чарльз не желает иметь ничего общего, - именно и есть теми, из чьей вины доктор Манетт был безвинно заключен в Бастилию. Когда начинается Большая французская революция, с дядькив расправляются. Дарней едет в бурную Францию, чтобы выручить управляющего, что попали в руки восставших. Но "народ, который озверел," хватает и его. Дарней оказывается среди тех, кто должен стать жертвами революционного террора. Третья книга - кульминация и разрешение сюжетных линий. Доктор Манетт, Люси и Картон тоже отправляются в Париж, чтобы всеми возможными способами постараться спасти Дарнея. Но их попытки окажутся напрасными. Накануне смертные казни друг семьи Сидни Картон, жертвуя собой ради любимой им Люси и ребенка, подменивает в камере Дарнея и идет на эшафот, поддерживая душевные силы у девушки, которая случайно попала в общую мясорубку

Диккенс не приемлет ни нечеловеческой эксплуатации, ни революционных зверств, которые она вызывает. И заставляет читателя содрогаться от того й другого. Носителями христианского гуманизма, который противопоставляется двум социальным силам, есть в том или другому плане все главные герои: мистер Лорри, доктор Манетт и его дочь, Дарней, Картон и служанка мисс Просе. Милосердие и жертвенность - главные добродетели, которые были актуальны для Диккенса, - для Пастернака стали моральным выбором, согласно которому жил он сам и жили его герои

Как и при работе с другими текстами, которая сцена или ситуация "Повести о двух городах" воспроизводилась Пастернаком обращенно и не венника, и, разумеется, она так же бесконечная, как бесконечные глубины текстов. К сожалению, ограниченный объем статьи не позволяет отмечать интертекстуальние связи "Доктора Живаго", что выходят за рамки нашей темы. Мы ограничились лишь некоторыми исключениями

О сюжетных параллелях между "Доктором Живаго" и "Повестью о двух городах" говорил в своем докладе на Пастернаковской конференции в Оксфорде в июле 1990 года Кристофер Варне

Временами детали одной ситуации "Повести..." разбросанные по далеко отдаленный друг от друга эпизодам "Доктора Живаго", которые оказываются, связанные отношениями параллелизма. Так создается скрытая связь всего изображаемого в романе - "существованья ткань сквозная" (I, 411). "Доктор Живаго" является отражением "Повести..." икомпозиционно.

Очевидная перекличка финала книги первой, что описывает отъезд мистера Лорри, Люси и доктора Манетта из Парижа в Англию, с финалом книги второй, когда мистер Лорри и Дарней, а за ними Люси и Картон, отправляются из Англии в Париж, и финалом всей "Повести...". В "Докторе Живаго" эта структура сказывается отъездами героев, которые приходятся на финал Первой книги, финал прозаичной части Второй книги и стих "Гефсиманский сад", что завершает весь роман и стихи Юрия Живаго. В первой половине "Повести..." изображаются Англия и Франция за 15 лет к революции. Похороны матери Юрия Живаго, которыми приоткрывается роман, относятся к 1902 года, то есть действие начинается тоже за 15 лет к революциям 1917 года. Вторая половина "Повести..." относится к революционному пятилетию (1789 - 1793). События Второй книги "Доктора Живаго", что относятся в основном до 1918 - 1922 лет, охватывают также 5 лет

Как мы уже отмечали исследователями, интерес к Диккенсу, и особенно к "Повести...", был в или Пастернака не вся творческая жизнь. И связанный он был с желанием писать прозу. Диккенс-романист был одним из главных учителей Пастернака в литературе. Наиболее продолжительное и пыльное чтение Диккенса относится к концу 1922- го - начала 1923 года, когда Пастернак находился в Берлине. (Он прочитал тогда, по меньшей мере, "Крихту Доррит" и "Девида Копперфилда".) По свидетельству Е. Б. Пастернака, родители привезли с собой из Москвы собрание сочинений английского писателя.9 Пастернак читал английского классика в уединении, иногда вместе с женой, иногда во время позирования ей для портретов. Сын поэта пишет: " С отъездом Ходасевича в Сааров, встречи его с Пастернаком обрываются. Пастернак уединяется в своей комнате, тоскует по московским друзьям, пишет письма, читает Диккенса, начинает прозу. Попытки выехать из этого "безликого Вавилона" в Марбург не прибегли, 23 марта он вернулся в Москву".10 О чтении Пастернаком Диккенса в Берлине упоминал и Н. Н. Вильмонт.11 Следа "Повести..." можно оказать уже в творчестве Пастернака конца 20-х. Так, образный порядок стиха "Когда смертельный треск сосны скрипучей" ("История", 1927)12 ведет "происхождение" именно из романа Диккенса, что на первых страницах с пасмурной иронией рассказывает о положении в Франции и Англии накануне Большой французской революции. Диккенс персонифицирует силы, которые выступят на историческую арену в Франции, в образах Дровосека Судьбы, Хозяина Смерти и Революции

Описывая жестокости, реакцией на которые стала революция, он создает аллегорические фигуры: "Не лишена вероятности, которые в ту пору где-нибудь в лесах Франции и Норвегии росли те самые деревья, уже отмеченные Дровосеком Судьбой, которые решено было срубить и распылять на доски, чтобы сколотить из них какую-то передвижную машину с мешком и ножом, который оставил по себе страшную славу в истории человечества. Не лишена вероятности, которые в убогом сарае какого-нибудь землепашца, под Парижем, стояли покрытые от непогоды, грубо сбитые телеги, облепленные сельской грязью, - на них, как на насесте, сидели куры, а сразу внизу копошились свиньи, - и Хозяин Смерть уже облюбовал их как собственные двуколки Революции

Но эти двое - Дровосек и Хозяин, - хоть они и трудятся не переставая, но трудятся оба беззвучно, и никто не слышит, как они тихо шагают приглушенными шагами, а если бы кто и осмелился высказать допущение, что они не спят, а бодрствуют, такого человека немедленно объявили бы безбожником и бунтовщиком".

"История" выявляет собой скрытое поэтическое "перекладывание" данного отрывка романа Диккенса. Мы отметим лишь некоторые общие детали. В стихе, написанному не к, а после революции (в Диккенса повествуется о назревании революции, и отрывок опережает рассказ о ней), Пастернак контрастно меняет роли: диккенсовский Дровосек Судьба превращается в виновный "порубщика", которого "ведут", а как Хозяин Смерти выступает "лесник". " С топором порубщика ведут" может истолковываться, кстати, как сопровождение его на смертную казнь. Отрубывание главы топором состоит в переписке с гильотиной из романа Диккенса. У английского писателя Дровосек и Хозяин делали одно дело - в Пастернаке они уже враги, поскольку Революция пожирает самых "правоверных": диккенсовская Смерть пожирает самую Судьбу

В Диккенса Дровосек и Хозяин "тихо шагают приглушенными шагами" - в Пастернаке лесник возникает шумно: "суетой прутов глуша окраину", "Трещат шаги комплекции солидной" (I, 548). Дальше в "Повести..." телеги Хозяина Смерти появляются неоднократно - так же регулярно они вводятся и в "Докторе Живаго".

Следует добавить, что в интертекстуальном просторные "Истории" Диккенс встречается с О. Шпенглером и А. Блоком, чьи "Запад Европы" (1918) и "Катастрофа гуманизма" (1919) оказались не менее важными претекстами, которые обусловили историософию Пастернака. Наиболее полное выражение эта историософия нашла в "Докторе Живаго". Возникшую в Пастернаке ассоциативная связь между тремя авторами можно объяснить, в частности, тем, что, наверное, будучи знаком, с содержанием статьи Блоку, он мог читать "Запад Европы" в Берлине одновременно с "Повестью..." ( о чтении им Диккенса). Там же, в Германии, и позднее, в России, он мог обсуждать концепцию Шпенглера с Андреем Белым, что отзывался о книге немецкого философа как об "поверхностно новой и глубоко старой по сути".

«Повесть о двух городах» Диккенса