Тореадоры с Васюкивки В. Нестайко

Часть первая, которую рассказывает Павлуша Завгородний.

Чрезвычайные приключения Робинзона Курузо и его верного друга и одноклассника Павлуши Завгороднього в школе, дома и на безлюдном острове близ села Васюкивки

Раздел и

Метро под свинарником. Тореадоры с Васюкивки. Собакевич. Дед ругает внука, который вместе с другом Явой решил прорыть метро под свинарником, в которую провалилась пъятипудова пятнистая свинья Манюня, и приказывает зарыть яму

Наверное, вам удивительно, что это за имени такое — Ява? Это он сам себя так назвал, когда ему лишь лет полтора было. То ли оно, пискля малая, хотело сказать: «Я — Ваня», а вышло «Ява», то ли «Иван» у него так прозвучало ( потому что на самом деле его Иваном звать), но прицепилось то «Ява» к нему, как репейник к собачьему хвосту. Даже милиционер товарищ Валигура, что живое в нашем селе, так его зовет

В них вообще вся семья интересная

Отец на скрипке играет. Корова — Контрибуция называется. А дед (вы уже с ним знакомые) — охотник завзятый, на охоте, когда стреляет, левый глаз онучей завязывает. Потому что у него левый глаз без правого не прищуривается. Как левое прищурит — правое именно закрывается. Однако же и бьет дед Варава с той онучей, ох же же и бьет!

Городськи охотники, которые «Волгами» из Киева приезжают, только ахают

«Вы, дедушка, абсолютный чемпион», — говорят

В честь старика Реня даже полевое озеро, которое возле нашего села, люди Реневим назвали

Иметь же Явина — депутат райсоветы, звеньевая кукурузоводов

Как-то Ява с Яришкою, сестричкой меньшей, поссорился и при всех плескачив ей предоставлял. Так она, вместо того чтобы заплакать, вдруг как закричит:

- Опозогив! - она букву «р» не вимовляе. - Маму — депутата на все село опозогив. Загаза чогтова!

Такого шелеста наделала — Ява не знал, куда и глаза девать. Стоял-Стоял, красный будто рак, а тогда как дал дриза — только пятами залопотал

И то лишь раз такое было. А вообще характер у Явы ого-го! Сталь, а не характер. Таких на миллион лишь одинбувае.

Однажды Ява предложил провести бой быков. Решили, что в бое с тореадором будет принимать участие коровая Контрибуция, которая долго не принимала бой, хотя как размахивали у нее перед носом красным ковриком. Явь разозлил и больно ударил Контрибуцию ногой по губе. И вдруг... оказался высоко в небе. Когда приземлился, сразу помчал к пруду, а за ним — обозленная корова. Полчаса ребята мокли в грязной калабани, пока Контрибуция не успокоилась. Потом Ява предлагает сделать подводной лодки из старой плоскодонки

Когда ребята проходили мимо старого колодца, крикнули в глубину. Оттуда послышалось собачье скимлення. Явь спустился на дно и извлечение товарища с маленьким щенком на руках, которого сразу же назвали Собакевичем.

Раздел II

«Вермахт!.. Двадцать железных!..»

- Рень и Завгородний! Выйдите из класса! Скоро вы коровую на урок приведете! Зривщики дисциплины! Возбуждаетесь мне учебный процесс! Я на вас директору жаловаться буду! - Галина Сидоровна вся аж кипела (казалось, что у нее даже пара идет из рта).

Мы покорно потелижилися за двери

В коридоре Ява расстегнул рубашку, наклонился, и Собакевич выскочил с него пазухи на подлоге и заметляв хвостом, будто ничего не произошло

- Тоже еще! - укоризненно сказал ему Ява. - Не мог помолчать. Не тебя же спрашивали, а Павлушу, чего выскочил, как Филипп из конопли?

Собакевич виновато склонил главу набок. Наверное, он понял, что пидвивнас.

Друзья привязали к шее Собакевича звонок и отпустили гулять. Прислонившись к стены сарая, ребята услышали такой разговор:

Бурмило: Оно-То, конешно, так... Но...

Книш: Зато подаруночок будешь иметь от немцев разве же такой! На десять лет будет...

Бурмило: Ги-Ги!

Книш: ...Вермахт щедрый...

Бурмило: А что же, конешно...

Книш: Должны быть двадцать железных... Точно... А качество... Бронебойная... Р - раз — и нету! Есть!

Слышать звон стаканов, — наверное, Книш и Бурмило выпивают

Книш: Купим в Киеве, который надо, и за дело!

Бурмило: Сам не можешь?

Книш: Если бы я имел время и если бы плавал так, как ты, я бы вообще без тебя обошелся

Бурмило что-то прохарамаркав, мы не разобрали ни слова

Книш (раздраженно): А... крест-накрест! Надо хватать момент, а ты!.. Это же так удачно, что меня посылают с этой экскурсией школьной...

Бурмило: Ну, хорошо! Завербовался

Книш: Только же — никому — никому! Никакой живой душе. Потому что — как узнают...

Бурмило: Чтобы я бога не видел! Что я — маленький! Это же такое дело...

Книш: Ну, к завтра!

и все. Воцарилась тишина. Вероятно, Книш и Бурмило вышли з сарая.

Однако ребята ничего не успели решить, потому что Собакевич, нося по школьному двору, сорвал учебный процесс: все подумали, что звук от него звонка — то школьный звонок, и помчали из уроков. Галина Сидоровна разозлилась и отказалась братья ребят на экскурсию к Киеву

Раздел и — раздел VIII

Ребята выпрашивают, чтобы Галина Сидоровна взяла их к Киеву. Она против. Друзья самые прячутся в машине. езжая, ученике пели. Вдруг замолкли, а Павлуша и Ява продолжили петь и выказали себя. Учительница заставила их вылезти из-пидлави.

Потом все решили поехать на метро: очень хотелось его увидеть. Однако для друзей важнее было следить за Бурмилом и Книшем, которые поехали в магазин «Динамо», что на Крещатике, и купили ласты и маску с трубкой для ныряния. Следя друзья потеряли в метро и услышали свои фамилии по радио. Старшина милиции Паляничко привел их к учительнице

Ребята выследили Бурмила и Книша, когда они пирнали в плавнях, знаменитых своей дичью. Со временем выяснилось, что охотник Папуша часто упоминает свое ружье, которое втопла в озере. И он бы заплатил даже больше, чем то ружье стоило, потому что, кроме всего, верил, что от нее зависело его охотничье счастье

Следя за подозрительными, ребята влезли на двор к учителю Антона Фарадейовича и перекинули сосуд, из которого что-то вилилось.

Выяснилось, что друзья перекинули посуду с глобулосом — микроскопической водорослью, которая может стать основой для питания астронавтов. Явь и Павлуша сознались в совершенном — и учитель простивйх.

Начался экзамен по украинскому языку, однако Явы не было. Он появился уже когда сдавали работы. Он, оказывается, рыбачил. Дед Варава его выпорол

Ява стал вести себя удивительно: заперся в себе, отказался ехать на море, хотя раньше очень просился

Раздел IX,

В котором Павлуша рассказывает, как он подружив из Явой в четвертый класс я с ним не дружил

Он бувуредний.

Так я считал

Потому что он меня при всех в лужу пихнул, как я его картуза на вербу закинул. А я был в новехоньких шевиотовых штанах. Мне мама только утром в раймази купила. И теми новехонькими штанами я в самисиньке редкую топь сел. И Ганька Гребенючка так смеялась, так смеялась, что у нее аж пузырь из носа выскочила

Я дружил с Антончиком Мациевським. Он меня малиной угощал. В них было много в саду малины, а у нас не было. А малина с молоком — вы же знаете! Я даже больше, чем вареники с вишнями, люблю

Я думал, что буду дружить с Антончиком и буду есть малину вплоть до старости Но...

Был солнечный теплый сентябрьский день Мы сидели на баштане и с присьорбом хрумкали арбузы

Вы не были на нашем баштане? Об! Об! Тогда вы ничего не знаете. Такого баштана нет нигде. Точно! Конца — края не видно. От горизонта к горизонту. И арбузов — тысячи, миллионы... И все полосатые. Как тигры. Тысячи, миллионы тигров. Я живых видел в цирке. В Киеве. Но то разве тигры? Вот дед Салимон — бахчевод наш — вот тигр! Ох же же бьется! Как влупить своей костлявой рукой по штанам — два дня чухаешся. Он чего-то не любил, как мы воровали арбузы из баштана. Он любил, чтобы мы просили. А мы не любили просить.. Оно не таксмачно.

Короче, мы сидели на баштане и хрумкали арбузы. Краденные. Деда не было. Не было и близко. Он пошел в сельмаг по папиросы. Мы видели. И мы были спокойные. Он там обязательно встретит какого-то своего друзяку, деда Вараву что ли, и они заведутся об американских агрессоров или о реваншистах вплоть до смерку. Это уже точно. Дед Салимон по целым дням зничевъя слушал в одиночестве на баштане транзистор «Атмосфера», что купил себе в сельмаге, и его просто распирало от ризнихновин.

Итак, мы сидели и хрумкали. То есть уже и не хрумкали даже. Один только толстый Гришко Сало хрумкав — тот мог день и ночь есть. А мы все сидели и хукали.

Вот понайдалися арбузов! Что называется, от пуза. Дальше есть уже нет возможности — никуда.

Мы сидели под огромной горой арбузов — это уже собрали для отправки, завтра придут машины

и есть не под силу, и не под силу бросить этот кавунячий рай — когда еще так посчастливится, чтобы деда не было, да и вывезут же завтра.

Пробовали мы в футболе арбузом играть — тяжело, ноги болят

Пробовали у «войны». Изложили из арбузов на земле военный объект — вражескую укрепленную линию. Взяли в руки по арбузу — это бомбы, — подняли над главой и — ву-в-в! Летят наши советские штурмовики-бомбовики. Подлетают — рреп! рреп! Трескаются полосатые бомбы, летят врассыпную осколки и шрапнель — черные скользкие «семочки», льется красная арбузная кровь...

Побомбили несколько минут, глянули — аж самым страшно стало и совестливо. Красно-бледно-Зеленая каша на земле

- Е, ребята! Это уже свинство! Так только фашисты делают!

- и правда! Давайте не будем!

Снова занимали, сопим

Посмотрел тогда Стьопа Карафолька на гору арбузов и говорит:

- Здоровеннецька все-таки! Самая настоящая тебе пирамида египетская

и вдруг вскочил:

- Пацаны! А давайте сыграем в фараона и египетскую пирамиду

- Га? Что? Кого? - не розшолопали мы

Стьопу мы не любили. Он каждый день чистил зубы, делал зарядку и вообще был свинья. Короче, он был то, что называется образцовый ученик: учился на самые пятерки, вел себя в школе безупречно, не бесчинствовал, не бил окон, не макал селезенку девочки, которая сидит впереди, в чернила, не производил поджог на уроке «лягушку» с киноленты... И этим очень всех наспидводив.

Потому что всегда:

- А вот Стьопа, видишь...

- А чему Стьопа..

- А посмотри на Стьопу...

и — лясь! лясь! лясь!

«А чтобы тебе, Стьопо, чирей сел на носу!» — всегда думалось в такие минуты

Но иногда мы Стьопи прощали за то, что, на наш взгляд, он очень много знал. Потому что читал день и ночь. И был для нас своего рода ходячим справочником Вот и зараз

- А что оно за такое — египетские пирамиды? - жуя, спросил Гришко Сало

- Не знаешь, барахольщику? Это такие гробницы здоровущи. В Египте. У них египетских царей — фараонов прятали много столетий тома. До сих пор стоят, как новехонькие, и туристы со всего мира приезжают на нихдивитися.

- Ага, об этом в пятом классе проходят, я в братнином учебнике видел, — Пидтвердивантончик.

- А я по телевизору в киножурнале, — сказал Вася Деркач

- Ну и что? - спросил я. - А как же играть?

- Как? Хм! - презрительно хмикнув Стьопа. - Выберем среди нас фараона. Он умрет, и мы его похороним. И пирамиду сделаем. Из арбузов.- А что — это вещ! - У Явы воспылались глаза. - Интересно!

- Ребята! Да вы что? Тю! - сказал я. - На беса нам у того вонючего фараона! В мертвеца! Тоже еще весело — в похороны играть! Ха-Ха!... Давайте лучче в пограничника и шпиона. Я согласен шпионом!

- Старик! Договорились — все! - решительно сказал Ява. - Давай щитаться, кому фараоном. Ну! Котилась сумка из высокого горба, а в той сумке хлеб-паляница, кому придется, тот будет... фараоном

Я так и знал, слышало мое сердце

- Старик! Честно! - сказал Стьопа Карафолька. Это мы от киевских охотников научились говорить один на один «старик».

Язитхнув.

Я был ужасно невезучий. В что бы мы не играли, мне всегда выпадало быть то ли разбойником, или вором, или шпионом или фашистом, или беляком. Короче, врагом. Я уже не помню даже, когда я был нашим, советским. А я так любил наших! И всегда бувворогом.

- Старик! Ничего, не волнуйся! Тебе в любви будет везти! Точно! Есть такая примета! - успокаивали меня ребята. - Вон-К Гребенючка на тебя засматривается

- Подавитесь своей любовью! Плевал я на любовь! Триста лет! - с ненавистью цедил я сквозь зубы и плентався занимать свои вражеские позиции

и когда Стьопа Карафолька только выговорил слово о той египетской пирамиде, я уже не сомневался, что фараоном буду именно я. И не ошибся...

- Ну, то что делает? - грустно спитавя.

- Значит, так, — быстро заговорил Стьопа. - Ты — знаменитый, знаменитый, могущественный египетский фараон. Который хочешь — выбирай: Хеопс... Тутанхамон... Гаменхотеп...

- Гаменхотеп, — безразлично сказавя.

- Прекрасно. В большой и мудрый фараон Гаменхотеп! - свел руки к солнцу Стьопа. - Ты завоевал много земель, ты подчинил много народов, ты вписал свое имя в историю возрастов Древнего мира! Но неумолимая смерть подстерегла тебя, и вот ты умираешь. Плачьте, рабы, большой Гаменхотеп умирает!

Ребята завили, как шакалы

- Ну, давай — давай — ложись и умирай, — под аккомпанемент этого витья сказал Стьопа Карафолька.

Ялиг.

- Прощайся и... - махнул рукой Стьопа.

- Прощайте, — мрачно произнес я. - Не поминайте бедствием. Извините, меня что не так. Кланяйтесь маме, отцу, Галине Сидоровне и всимнашим.

- Обойдется! Умирай, умирай быстрее! - нетерпеливо перебил Стьопа. Я закрыл глаза и громко вздохнул — випустивдух.

- О люди! В народы! Большой Гаменхотеп сконав! В горе, горе! - так одчайдушне заверещал Стьопа, который мне самому стало страшно и жаль себя

- Но имя его будет знаменито в возрастах! И пирамида большого Гаменхотепа сохранит для поколений память о нем. За работу, жалкие рабы! За работу!

и ребята засуетились, обкладывая меня арбузами. Через несколько минут я ощутил, что на грудь мне наваливается тяжеленное бремя и мне нет уже чимдихати.

- Гей! - вскрикнул я. - Давит! Гей! Так я и в самом деле умру. Гей!

- Цить! - гаркнул Стьопа. - Не разговаривают. Мертвец, называется! Убивать надо таких мертвецов!

и положил мне огромного арбуза прямо на морду. Я только кавкнув.

- Е не, ребята, так он и в самом деле гигне, — слышу вдруг голос Явы. - Так не можно.

и арбуз из моей морды откатился

- А что же? Как же же тогда? Не выйдет же пирамида, — послышались голоса

- Как не выйдет! Выйдет! - закричал Стьопа. - Я ж забыл совсем. Фараонов прятали сидя, а то и стоя. Вставай! Вставай, Гаменхотепе! Только молчи — ты мертвый!

Я встал, и работа снова закипевшая. Теперь было легче. Хоть давило в бока, но дышать можно. Я стоял с закрытыми глазами, а ребята обкладывали меня арбузами. В скором времени вокруг меня уже была самая настоящая пирамида, из которой торчала только моя глава, который, как говорил потом Ява, тоже была похожа на арбуз

Стьопа был очень удовлетворенный и весело напевал похоронный марш:

- Ра-И-Рай, там-и-рам!

и вдруг прозвучал пронзительный вопль Антончика:

- Ребята! Убегай! Дед!

и все бросились врассыпную. Это было так неожиданно, что я даже не сразу испугался. И только когда от ребят осталась самая пыль, я похолов.

Я стоял, обложенный арбузами, не в состоянии шевельнуть ни ногой, ни рукой и смотрел, как ко мне, размахивая дубинкой, бег Дидсалимон.

- Ребята! - безнадежно вереснув я. - Куда вы?! А я? Рабы! Гады! Гаменхотепа бросили! Антончику! Друг!

Но они уже и услышать не могли

Ну все! Гибель! Сейчас дед подбежит, увидит, что мы наделали, увидит ту гору побитых арбузов, размахнется и — дубинкой мне по кумполу. И будет на один разбитого арбуза больше. Будет мне гробница... Пирамида...

Я уже видел обозленное лицо деда и слышал, как он сопит. Ближе, ближе, ближе...

и здесь, как из-под земли, появился Ява. Дед уже был совсем близко уже взмахнул дубинкой. Явь подскочил ко мне, схватил арбуза, который лежал возле самой моей щеки, и пожбурив в деда. Дед выпустил из рук дубинки и едва устиг поймать арбуза. Он же был бахчевод, тот Салимон, и он не мог допустить, чтобы арбуз упал на землю и разбился. А Ява уже схватил второго арбуза и снова бросил. И снова дед поймал. Это было прямо как в цирке, как в кино. Явь бросал, дед ловил и клал на землю. Явь бросал, дед ловил и клал на землю

Я понемногу освобождался. Вот уже и я схватил арбуза и бросил. Теперь мы бросали с Явой вдвоем, а дед Салимон ловил. Ловил, хекаючи и приговаривая:

- Ах, шелегейдики!

- Ах, шмарогузи!

- Ах, катови аспиды!

Через несколько минут мы с Явой уже во весь дух лопотали пятами по баштану. Теперь догоняй, деду! Ищи витра В поле

Я бег рядом с Явой нога в ногу, будто мы были один механизм. И мне казалось, что сердца наши тоже бьются, будто одно сердце

Мне было сильно хороше!

Наверное, такое ощущают истинные друзья — солдаты, когда плечо-в-плечо идут В атаку

Так бег бы и бег на край света. Нет ничего лучшего в жизни за дружбу!

...На второй день наша дружба с Явой была еще более скрепленная. Так сказать, кровью. Потому что дед Салимон поделился своими впечатлениями о фараонську пирамидуз нашими родителями. И родители наши сделали нам четыреста двадцать восьмое серьезное предупреждение спустя месту, о котором при девушках не говорят. Делая предупреждение, родители приговаривали:

- А вот Стьопа! Стьопа не такой! Стьопи там не было! Га? Не было же?

Мы зциплювали зубы и молчали. Мы никого не выказали. Никого! Пусть говорят о Стьопу! Пусть! А я все равно знал, кто такой Стьопа, кто такой Антончик, а кто такой — Ява

То разве мог я, скажите, поехать сам в лагерь к морю после этого?! Ни за что. Никогда в мире!

Дружба! Большое это слово — дружба! Может, более всего из всех сливлюдських.

Ради дружбы люди идут на пытку, садятся в тюрьму, даже жизни отдают...

Раздел X — раздел XX

Во время игры ребята подрались. Явь разбил носа Стьопи. От наказания его спасла заграничная командировка родителей

Выслеживая Бурмила и Книша, ребята заблудились в кукурузном поле, зголоднили. Спасли их те же Книш и Бурмило. С того времени к Яве прилепилось прозвище Робинзон Кукурузо. Ребята нашли безлюдный островок на реке и устроили шалаш. Остров назвали островом Переекзаменовки. Явь остался жить на нем сам. Снова им на глаза попался Книш. Ребята ломали главу, чего он ищет. Вдруг появились их друзья и юннаты из Киева на лодке и натолкнулись на шалаш. Они рассказали о том, что к Фарадейовича приедет профессор и корреспонденты, потому что его глобулус - чрезвычайное открытие. Явь влюбился в Вальку из Киева, которая мастерски танцевала а Павлуша выяснил, что на самом деле его друг убежал на остров, чтобы готовиться к стирает екзаменовки.

Ребята разработали план увлечения Книша в плен. Увидев некоторую фигуры Кукурузо воскликнул: « Руки вверх!». Фигура оказалась дедом Варавою. Во время искреннее разговоры дед сознался, что искал внука, а ребята, которые выслеживают Книша.

Дед поймал и допросил Книша. Тот рассказал, что искал двадцать канистр с немец кем спиртом, которые были здесь затопленные. Внуку Варава сказал о том, что спирт вы ловили партизаны для госпиталя еще в сорок третьему годе

Раздел последний

Так закончились приключения Робинзона Кукурузо на безлюдном острове близ села Васюкивки.

Следующий после той ночи день был доверху насыщенный знаменательными событиями

Утром приехал профессор Дудка, руководитель киевских юннатов, а вместе с профессором корреспондент пионерской газеты

Профессор Дудка оказался молодой красивой женщиной в модном платье с короткими рукавами и в туфлях на тонюсинькихкаблучках-шпильках.

Профессор Дудка посмотрела на глобулус и сказала, что это «прекрасный штамб хлорели» ( именно так она высказалась), что она обязательно доложит об этом в институте, еще это большой успех, и горячо пожала руки сперва Фарадейовичу, а потом усимюннатам.

Фарадейович аж сиял от счастья ( кстати, в этот день выписали из больницы его женщину

Юннаты тоже сияли (корреспондент обещал написать о них в газете). Потом Фарадейович при всех обнял нас с Явой, поцеловал и сказал:

- Когда бы не вы — все бы погибло! Спасибо, друзья мои, спасибо!

А в скором времени в клубе был товарищеский суд. На сцене стоял накрытый красной китайкой стол, по которому сидели глава колхоза Иван Иванович Шапка, члены правления, Явина мама — депутат, дед Варава, дед Салимон и Галина Сидоровна

А сбоку на лаве подсудных вкупочци сидели набурмосени Книш с Книшихою и немного в стороне всклокоченный Бурмило. Мы выступали как главные свидетели обвинения. И весь зал очень смеялся, когда Ява рассказывал, как он затонул...

Пивсела выступило на этом суде. И все говорили, что тот, кто заботится только о собственной шкуре и своем кармане, не достойный доброго слова (это сказала Галина Сидоровна).

...Что он «внутренний диверсант» (это сказал дед Салимон).

...И если он может продать за копейки свою совесть, торгуя ею на базаре, то за хорошу цену он и Родины не пожалеет (это сказал комсомолец Григорий Чучеренко).

...И жаль, понимаете, что товарищеский суд не может присудить всипать, понимаете, хорошо за такие дела, как говорит один хороший мужчина, по западному полушарию! (Это сказал мой отец.) ...Но ничего, теперь они будут знать, что о них думает все село (это сказал Иван Иванович Шапка). Бучний бувсуд.

А после суда к нам подошел Гришко Бардадим и сказал:

- Молодцы, босяки!

и хлопнул своими граблями по затылку сперва меня, Потимяву.

Короче говоря, то был день нашей славы. Славы, о которой мы так долго и безуспешно мечтали

...Но мы чему-то не ощущали той неистовой радости, о которой мечталось. Чего-то нам не того хотелось. ...Что-то ело наши души, как ржавчина железо. ...Какая-то мысль. И когда мы шли из суда, Ява висловивйй.

- Мда, — сказал он задумчиво. - Все это хорошо, но... одни глобулус выводят... космический. Другие мастерят что-то на транзисторах, полупроводниках. А мы... - он вздохнул, — только пидштаники на телевизионную антенну вывешивать умеем. Это и дурак может. Да и не только дурак. Даже обезьяна

- Человекоподобная, — додавя.

...И вот — уже позади лето, беззаботный досуг. Снова парта, снова каждое сорок пять минут звонок, снова: « Кто не выполнил домашнего задачи, поднимите руку!», «иди к доски!», «Выйди из класса!..» Будничная жизнь бывшего пятого, ныне шестого «Б».

Я сижу на своем обычном месте возле окна, смотрю, как гоняет на дворе наш Собакевич, и думаю...

Я думаю о Книшив — говорят, они продают свой новый дом и едут куда-то на Харьковщину. Вероятно — таки заговорила у них совесть после суда. Стыдно односельчанам в глаза смотреть. Может, там, на Харьковщине, и людьми станут

Вон Бурмило же и пить бросил, и браконьерский инвентарь свой поломал и повикидав.

и еще я думаю (не впервые уже): « Почему все-таки Кукурузяка высадился на тот остров, который рядом с Высоким? Случайно? Стечение обстоятельств? Или, может, специально?» Я уже питавйого.

Молчит

Только улыбается...

Вдруг мысли мои возбуждается голос Галины Сидоровны:

- Рень, к доски!

и я ощущаю, как мой правый локоть подскакивает вверх — это привстает, поднимая крышку парты, мой соседа. Мой соседа и друг Ява (бывший Кукурузо). Конечно, он таки составил нереекзаменовку (а что же вы думаете!) и тоже перешел к шестому классу. ОБ, то были очень напряженные дни — после суда

Сперва я только ходил под окнами в Ренив и на все цикав. На Собакевича: «Цить!» — не лай

На коровую Контрибуцию: «Цить!» — не мычи

На кукушечьего петуха: «Цить!» — не кукарекай. Следил, чтобы никто не воспрепятствовал готовиться моему другу

А потом я убедил его, что лучше готовиться вдвоем, что мне тоже это необходимо, потому что я ничего не знаю

Сначала он огибался:

- Не надо мне твоих жертв!

Но я сказал:

- И ты что — хочешь быть лучшим чем я? Хочешь все знать, а я, значит, оставайся дураком неграмотным? Это нечестно, не по-товарищески!

и он вынужден бувпогодитись.

Целый август мы готовились вдвоем. Не скажу, чтобы это было очень интересно, интереснее, например, чем играть в футбол, в чурки- палки или ловить рыбу... Но кто сказал, что для друга надо делать только то, что интересно?

На переекзаменовку я пошел тоже вместе с Явой. И диктант мы писали вдвоем.

Галина Сидоровна сразу поняла, чего я пришел, и сказала:

- Садись тоже пиши, тебе это полезно.

и вы знаете, я написал хуже, чем Ява. Он сделал только две ошибки, а я три. Недаром он, чортяка, брал с собой «Грамматику» на безлюдный остров

и вот теперь он стоит возле доски и уверенно пишет упражнения, и ни раза не ошибся

Кстати, я знаю, что в книге «Робинзон Крузо» лежит у него бумажка с одним адресом

Едва ли кто-то бы стал беречь адрес просто себе так, не думая из нее воспользоваться

Итак, грамматика моему другу еще и, так сказать, лично нужна. Отличницы безграмотного письма не напишешь. Лучше сразу в колодец сторчголовою.

- Молодец, Рень, садись! - говорит Галина Сидоровна. И мой друзяка, розимлилий от гордости, медленно идет на место

Севши за парту, Ява несколько минут молчит — пока не улеглись чувства, вызванные похвалой учительницы. Потом наклоняется к мне и шепчет:

- Так что — подвергнем испытанию?

- Давай, — говорю я

Мы склоняемся и засовываем главы под парту. Явь вынимал из-за пазухи плоскую жестяную коробочку из-под конфет, из которой торчат разные гвинтики, шпунгики и дротинки. Это изобретенный нами механическое устройство для розстибування пуговиц. Официального названия он еще не имеет и носит название пока что условно «штукакенция» (не «штука» и не «штукенция», а именно «штукакенция», потому что каждое изобретение обязательно должен иметь свое название). Действует «штукакенция» очень просто прикладываешь к пуговице, нажимаешь на кнопку — и готово. Только сперва надо, конечно, завести пружину. И вот Ява берет и начинает заводить

Конечно, это вам еще не на транзисторах, не на полупроводниках, но...

Кррекк! - вдруг звонко на весь класс щелкает пружина и, выскочив с коробочки, бьет снизу Стьопу Карафольку, что сидит переднами.

Карафолька вскрикивает

- В, розтелепа! - шиплю я на Яву. Но поздно! Будто гром с неба, лупае над нами гневный голос Галины Сидоровны:

- Завгородний и Рень, выйдите из класса!

Красные как маки, вылазим мы из-под парты и один за одним чимчикуемо к дверям. Учебный год начался...

Часть друга,

Рассказанная вновь-таки Павлушею Завгородним.

Незнакомец из тринадцатой квартиры, или Воры ищут потерпевшего

Раздел и — раздел II

Друзья приняли участие в спектакле «Ревизор», которая имела неистовый успех

Приехав к Киеву, Ява хочет встретиться з Валькою.

Раздел III

Ява спешит на свидание

Через несколько минут мы уже нашли нужен дом, начали искать квартиру. Обошли весь дом — нет. На наивысшем шестом этаже последняя квартира восемнадцатая, а нам надо двадцать пяту. Что такое? Неужели обманула Валька, насмеялась, выдуманный адрес дала... На Яву мне было больно смотреть — такой у него был вид. Наконец я отважился спросить у какой-то бабушки. И оказалось, что есть двадцать пята, только в дворе, в так называемом флигеле. Пошли мы искать тот флигель

Ребята едва отыскали нужную квартиру. Они стояли и боялись позвонить

и здесь произошло что-то невероятное. Из-за выступления стены из тьмы, как призрак, вынырнула чья-то огромная фигура и здоровеннецькою рукой схватила Яву за ухо. В ту же миг хриплый голос загремел, аж эхо пидстрибом покатило вниз по ступенькам:

- Поймались! Поймались наконец!

Не говоря уже о Яве, которого держали за ухо, я тоже от неожиданности прикипел к месту и не мог шевельнуться. А дядя гримов на весь подъезд:

- Так вот кто здесь хулиганит! Вот кто это звонит и убегает!.. А бедная бабушка должна бить свои старые ноги, напрасно ходя отворять! Вот мы сейчас с вами поговорим!

и в этот миг из-за дверей послышался звонкий Вальчин голос:

- Кто там?

Ой-Ой-Йой! Я паничпо глянул на Яву. Он собрал все свои силы, одчайдушне рванулся и... Даже если бы ему пришлось оставить свое ухо в дядьковий руке, он все равно бы вырвался. И что ухо! Этого мига Ява готов был оддати пивголови, даже пивтила, лишь бы только вырваться, убежать с тем, что останется, подальше от Вальчиних глаз

Вы же самые подумайте: после длинной разлуки в первую минуту свидания, которого вы так ждали, ваша Валечка видит как (в свите ясный!) какой-либо здоровеннецький мурмило держит вас за ухо, будто щенок. И вы, склонивши главу, плачевно висите на своем усе, почти не затрагивая земли. Вы, который мечтали о торжественном и волнительном миге, когда отворятся двери, и она станет на пороге, и вздрогнут от радостного удивления мохнатые ресницы, и засияют глаза, и запылают румянцем щеки. И она скажет: «Ой!» — а потом: «Ах!» — а потом: «Здрастуй, здрастуй! Это ты? Которая я рада!» И все будет так прекрасно...

Аж вместо этого... В люди добрые!

Будто вистрелени с пушки, мы прогуркотили ступеньками вниз, выскочили в двор, потом на улицу и целый квартал бежали во весь дух, не оглядываясь. Лишь когда убедились, что за нами никто не гонится, одсапуючись, пошли

Мы шли, не разбирая дороги, шли и молчали

Из глаз Явиних бежали слезы. Он кривился и одвертав от меня лицо. И я все понимал. Явь никогда не плакал! Это просто механически. Просто ухо каким-то образом связано с тем органом, который вырабатывает слезы. И если очень покрутить ухо, то слезы текут самые собой. И это совсем не значит, что человек плачет

Ухо Явине напухло, увеличилось вдвое и горело маково.

С таким ухом вторично пробиваться на свидание довольно было и думать

Мы хорошо понимали, что произошло. Произошло ужасное недоразумение. В том доме какой-либо шалопай развлекался тем, что звонил в квартиры и убегал. А дядя случайно случился и, увидев нашу суету возле дверей после того, как мы позвонили, решил, что это мы хулиганим. Все это мы понимали. И нам не было легче от этого. Особенно Яве. И не так ухо, как то, что Комки не увидел и теперь кто знает, вообще ли увидит

Раздел IV — раздел VI

В Киеве ребята ели мороженое, катались на каруселях, купались в Днепре, где видели, как вытянули мужчины, который тонул, потому что бувпъяний.

Искать незнакомца — артиста, ребята попали в театр, где встретили Вальку. Все смотрели спектакль о Красной Шапочке

В своем дворе Валька поссорилась с Будкой — местным хулиганом, который звонил в двери и убегал. Друзья накрутили ему уха

Раздел XXVII

Ребята узнают, что их Галину Сидоровну хочет похитить влюбленный грузин — Лейтенантпайчадзе.

Я долго выбирал в орешнике, но вырезал два таки добрячихдрини.

Оба с такими балабухами на конце. Просто тебе самые настоящие молоты

Я был преисполненный решительности биться до последнего. Я рвался в бой. А что? Если бы ваш) учительницу собирался кто-то воровать, вы бы сидели составивши руки? Ага! Усидишь здесь! Хоть она и двойки нам ставила, и из класса выгоняла, однако же... И ВХАТ вместе с нами организовывала (Васюкивський художественный академический театр), и в Киев с нами на экскурсию ездила и пела вместе с нами, и вообще...

Если бы завпеда Савву Кононовича кто-то воровал, я бы и пальцем не шевельнул. Или математичку Ирину Самсоновну. Пожалуйста, воруйте, на здоровьице! Еще спасибо сказал бы. Что помог бы связывать... А Галину Сидоровну — нет! Не позволю! Главы не пожалею!

За обедом я съел здоровеннецький шмат мяса — с пивкило, не меньше. А на картофель даже и не глянул. Дед только крякнул, смотря на то. Но я на дедово крякання не взвесил. Что мне его крякання, как мне силы требовались нужны А на картофеле силы не на берешь, для силы мяса надо. Это все знаются

Вечером никаких осложнений не было. Павлуша пришел, пригласил меня к себе я пошел к нему, мы к пол на одиннадцатую играли с ним у шашки, а потом он пошел меня провести. Мы забрали дриняки и подались к Галине Сидоровны. Зашли, конечно, не из улицы, а от той тропы за огородами, которой я тогда на велосипеде ехал

Пробрались в сад и притаились в кустах, там, где когда-то лейтенант Пайчадзе от меня прятался. И как я тогда не втямив, что это он! На тропе же даже нужно от мотоцикла был... Кусты смородины, где мы сидели, были немного на взгорье, и отсюда хорошо видно было и сад, и двор, и вчительчину дом

Мы видели, как Галина Сидоровна дважды выходила в двор, один раз воду из миски выплеснула, вторично — в погреб. И что-то не видно было, чтобы она волновалась

- Слушай, — прошепотив я Павлуши. - Может, ты напутал? Может, он сегодня не будет воровать?

Едва лишь я это прошепотив, как на тропе послышалось дидиркання мотоцикла. Мы прижались друг к другу и замерли

Мотоцикл чмихнув и замолк, не доезжая к вчительчиного саду

«Конспирация! - подумал я. - А что, и я бы так сделал».

За некоторое время на тропе появилась фигура лейтенанта. Он двигался бесшумно, ступая мягко, мовкицька.

Прошел мимо нас, стал возле крайней из двора яблони и вдруг затьохкав по соловьиному. И так здорово, что если бы сейчас не август, можно было бы подумать, что это истинный соловушка

Рипнули двери. С дома вышла Галина Сидоровна. Вот ду... Вот неразумная! Чего она выпихнулась?! С дома же труднее похищать, а так...

Он начал ей что-то тихо, но зажигательно доказывать, потом вдруг схватил за руку

- Пусти! - рванулась она

Ну, все! Надо спасать!

Я толкнул Павлушу, мы выскочили из кустов и бросились к лейтенанту. Вместе, как за командой, взмахнули палками

Он выпустил руку Галины Сидоровны и, будто дерево на лесозаготовке, упал

- Убегайте! - позвал я изо всех сил Галине Сидоровне

и...

и здесь произошло невероятное

Вместо того чтобы убегать, она бросилась к лейтенанту, упала возле него на колени и обхватила руками. И закричала одчайдушне:

- Реваз! Дорогой! Что с тобой?! Ты живой?!

Я не видел в темряви, разинул ли Павлуша рта, но думаю, что разинул. Потому что у меня нижняя челюсть одвисла, мовзаслонка.

и здесь лейтенант, все еще лежа на земле, вдруг прижал нашу Галину Сидоровну к груди и воскликнул счастливо:

- Галю! Я живой! Я никогда не был такой живой, как сейчас! Ты сказала «дорогой»! Я — дорогой?! Вай! Как хорошо!

Она отшатнулась от него, а он враз вскочил из земли и, как вихор, пустился танцевать лезгинку, одставивши в сторону руки и выкрикивая:

- Асса!.. Асса!.. Вай! Как хорошо! Асса!

Я не раз видел, как радуются люди, но чтобы так кто-нибудь радовался, не видел никогда, слово чести

Потом он подлетел к нам, сгреб нас в объятия и начал целовать:

- Ребята! Дорогие мои! Как вы мне помогли! Спасибо! Спасибо вам! Дальше так же внезапно одпустив нас и ставсерйозний.

- Ребята, — сказал он как-то хрипло, приглушено. - Ребята! Я люблю вашу учительницу! Люблю, да, и хочу, чтобы она вышла за меня замуж. А она... Она говорит, что это... не педагогически! Понимаете, любовь — не педагогически, га?.. Значит, ваши мамы не должни были выходить за ваших пап, да, потому что это не педагогически, га? У-у! - он ради шутки сделал угрожающее движение в бок Галины Сидоровны, потом нежно положил ей руку на плечо. - Ну, теперь они уже все знают, да. Прятать незачем. И здесь уже я не виновный. Завтра, да, пишу родственникам. Все!

Галина Сидоровна стояла, опустив главу, и молчала. Я подумал, как ей, нашей учительнице, что вся жизнь ставила нам на вид, было слушать все это при нас. Надо было что-то такое сейчас сказать, чтобы вирятувати ее из этого положения, но в голове было пусто, как в старца в кармане, и я не мог ничего придуматься

и здесь Павлуша свелся навшпиньки, присматриваясь к лицу лейтенанта, и сказал:

- Извините нам, пожалуйста, но... но у вас онде кровь на лбе. - Наверное, оцарапались...

- Где? Где? - встрепенулась враз Галина Сидоровна. - Ой, в самом деле! Надо перевязать сейчас же! Молодец Павлуша!

- Нате, нате вот! - выхватился я, выдергивая из кармана тот белый платок, снятый с мачты

Галина Сидоровна, не раздумывая, схватила ее.

- Ходим быстрее в дома. Здесь ничего не видно. Надо промыть, зеленкой смазаться

Мы с Павлушею нерешительно затупцяли на месте, не знавая, идти нам тоже к дома, или оставаться на дворе, или совсем забираться отсюда.

Но Пайчадзе подтолкнул нас у спины:

- Ходим, ходим, ребята! Ходим!

В доме Галина Сидоровна засуетилась, искать зеленку. Она бегала из кухни в комнату, с комнаты в кухню, громыхала дверцей шкафы и буфета, что-то у нее летело из рук, звякало, падало, разливалось, рассыпалось — и никак она не могла найти той зеленки

Лейтенант смотрел на нее растроганными, влюбленными сияющими глазами

А мы смотрели на лейтенанта

Мы смотрели на него виновато и с раскаянием

Найдя наконец зеленку, Галина Сидоровна принялась перевязывать лейтенанта

и, смотря, как осторожно, с какой нежностью промывала она ему ваткой лоб и которое при этом блаженство было написано на него лице, я подумал: «Какие те учителя все-таки наивные люди. Они думают, что мы деть, что мы ничего не понимаем. Хе! Вы спросите Павлушу о Гребенючку! А я, думаете, о Вальку из Киева не думаю? Ого-Го! Мы очень хорошо все понимаем. Прекрасно!»

- Извините, пожалуйста, — зитхнувя.

- Пожалуйста, извините, — Зитхнувпавлуша.

- И что вы, ребята! - радостно улыбнулся лейтенант. - Это найщасливиши минуты, да, в моей жизни. И это сделали вы, да!

- Мы думали, что вы хотите украсть... - промимривя.

- и думали спасать... - Промимривпавлуша.

- Спасать?! Га? Спасать? Га-га-Га! - загремел на весь дом лейтенант. - Слушай, Галя! Слушай, которые у тебя геройские ученики, да! Вай, молодце! Вай! Ты права, ймне можно ссориться, да, ни за что нельзя ссориться! И вы никогда не будете ссориться, правда? Ваша дружба, да, будет всегда крепкой, как гранит того дота! Вы на всю жизнь запомните, да, тот дот! И вы, канешно, не сердите на нас за эту тайну, да? «Г. П. Г». Герасименко. Пайчадзе. Гребенюк. Но все, что вы сегодня прочитали там, святая правда. Павлуша вытаращился на меня:

- Д-Где... что прочитали? Я знизавплечима.

- Как? Вы разве не были сегодня возле дота? - теперь уже изумленно промовивлейтенант.

Он глянул на Галину Сидоровну. Она растерянно замигала глазами

- А... а этот платок? - Галина Сидоровна подняла руку с платком, который я ей дал. - Это же... это же... та самая, я же вижу. Это мой платок, который я дала Ганы. Ой ребята, не тот..

Павлуша вопросительно глянул на меня. Я опустил главу:

- Это я... снял. Он даже не знает. Я случайно увидел, как она цепляла. Я думал, что она как-то узнала и хочет покепкувати. Поссорить насзнову.

- И что ты! Что ты! - вскрикнул лейтенант. - Такое скажешь — поссорить! Совсем наоборот! Это же она все придумала, чтобы помирить вас. Помирить, понимаеш! Она замичательна девочка!

Павлуша покраснел и опустивочи.

и я вдруг вспомнил, как я обрызгал Гребенючку грязью, а она сказала, что грузовик и что самая виновная...

и я тоже покраснел и опустивочи.

Бог! Неужели же я такой болван, что все время думало на нее невесть что, а она совсем не такая?! Неужели?! Что же тогда она обо мне думает? Она же таки думает, что я самый настоящий болван

и это таки правда!

и никто этого не знает так, как я знаю!

Раздел последний,

В котором история наша за добрым обычаем стариков классических романов заканчивается свадьбам

На второй день все село облетевшая весть о том, что наша учительница, наш классный руководитель Галина Сидоровна Герасименко выходит замуж за старшего лейтенанта Рева за Пайчадзе.

... Будто сердца наши были соединены между собой тоненькими невидимыми дротинками и по тем дротинках враз пустили ток — щемящий струмсуму.

- Знаете, — тихо сказал Павлуша. - Надо проститься с ней. И так, чтобы она запомнила это на всю жизнь

В лесу возле дота было тихо и торжественно. И как-то не хотелось возбуждаться эту тишину. Невольно мы старались ступать бесшумно.

Павлуша засунул руку в расщелину над амбразурой и вытянул сверток: в прозрачную полиэтиленовую котомку было завернута какой-либо бумага

Павлуша развернул, и я сразу познал почерк — четкий с наклоном в левой бок, каждая буквочка отдельно (почерк старшего лейтенанта Пайчадзе).

Мы сели на холодную замшелую каменную глыбу, я обнял Павлушу за плечи, прислонился главой к него главы, и мы начали молча читаться

«Дорогие друзья! Явь и Павлушо! - писалось там. - Это очень — очень хорошо, что вы помирились. Наша тайна теперь не нужна. Потому что все это придумывалось для того, чтобы вас помирить. И мы надеемся, что вы не обидитесь на нас за это. Мы хотим от всего сердца пожелать, чтобы свою дружбу вы пронесли через всю жизнь. Святое это дело — дружба. Найсвятише и чистейшее чувство в мире. И найчистише оно в детстве. Берегите его и уважайте! Потому что наивернейшие, самые большие, наилучшие друзья в мире — это друзья детства. И тот, кто на всю жизнь сохранит друга детства, тот счастливый! А кто не сохранит, поэтому горько будет. Потому что детство не повторяется... И проживет тот своя жизнь без дружбы. И будет оно очень безрадостным, хотя, может, и длинным. И не ощутит он себя по-настоящему человеком. Потому что более всего ты Человек, когда что-то делаешь для друга. Помните об этом, ребята!

...И пусть ваша дружба будет крепкая, как эти каменные глыбы дота, что является памятником истинной солдатской дружбы, дружбы к последней капле крови... Г. П. Г.» Мы уже давно прочитали это письма, но все еще сидели не двигаясь и молчали

и так, как тогда, на чердаке у бабы Мокрини, когда Павлуша вытянул меня из воды, я вдруг ощутил неистовую, горячую радость от того, что он рядом, что он мой друг, что мы помирились

Неужели я мог быть с ним в ссоре?! и не разговаривать?! и проходить мимо него, будто незнакомый!

Бессмыслица некоторое!

Невидь что!

Но... неужели же это Гребенючка писала это письма?!

Не вкладывалось в голове! Хоть убей!

Извиняйте, но я еще не мог привыкнуть к мысли, которые Гребенючка и — вдруг — хорошая, цаца!

...И я подумал: «Интересно, наверное, было бы нарисовать такую картину: сидят трое после того, как погасили пожар, — ободранные, грязные, закиптюжени, но счастливые, как солдаты-победители...» И еще я подумал, что, наверное, и Гребенючка, и Павлуша станут — таки художниками. Ну, что же. Пусть! А чего, как есть способности? Вишь, которого же змея разрисовал Павлуша. Красота, а не змей был

и вдруг у меня возникшая неожиданная мысль: хоть бы кем мы стали в жизни, а солдатами мы станем обязательно. Это точно. Кончим школу и пойдем в армию. И, может, даже попадем в эти лагеря, которые в нашем лесу. К полковнику Соболя

Вот было бы здорово!

и будем мы с Павлушею дружить крепчайшей, наивернейшей солдатской дружбой — к последней капле крови

Ну, а... Ганька? Гребенючка?

Ну, что же, пусть будет и Ганька!

Пусть будет Ганька-Пулеметчица! Как в «Чапаеве».

Пусть!

Веселая и остроумная повесть В. Нестойка рассказывает о верной мальчишеской дружбе, о фантазиях, мечтах, затеи двух ребят — Явы и Павлуши, которые имеют добрые сердца и в решающие минуты выявляют свою доброту, милосердие и смелость

Тореадоры с Васюкивки В. Нестайко