Внутренняя жизнь души Дмитрия Карамазова

У Достоевского сиюминутние переживание и действия персонажей не сопровождаются подробным авторским комментарием, разъяснением. Наиболее глубинное в человеке иррационально, выполнены неожиданные проявления и потому не подвергается завершающим, окончательным определениям. Человек «тайна» в том понимании, что он вопреки обстоятельствам совсем бессознательно может отдаться во власть добрых влечений и нарушить законы психологической и социальной детерминации. Торжество доброй воли, направленной к выполнению морального закона, проявляется иногда внезапно, в момент разгула порочных страстей, эгоистической сосредоточенности на себе и своих страданиях

Так, Г. А. Вялый приводит следующий пример из «Преступления и наказания»: « Перед явкой с виновной Раскольников был близок к самоубийству, он стоял над водой и был готов утопиться, но что-то удержало его. Что же именно? Он думает, что это была простая трусливость, слепой инстинкт, но готов принять и другое объяснение: не трусливость удержала его, а гордость. Сестра поддерживает его в этой мысли, и это льстит ему. « Будто бы огонь сверкнул в него погасших глазах; ему точно приятно стало, что он еще гордый». Однако потом оказывается, что оба предположения, психологически как нельзя больше правдоподобные, не только не обязанности, но, наверное, и неверные. Автор сообщает от себя, что Раскольников «уж и тогда, когда стоял над рекой, может быть, предчувствовал в себе и в убеждениях своих глубокую неправду. Он не понимал, что это предчувствие могло быть предвестником будущего перелома в жизни его...».

Вот уже третье объяснение, к которому явным образом меняет нас автор своим прямым вмешательством в процесс психологического анализа. Но автор далеко не всегда приходит спасайте!, чаще всего причины поступков не разъясняются и остаются загадочными. Это связано с постоянной мыслью Достоевского о том, что совсем не только « обстоятельства определяют нас», но и свободная» воля и дарована человеку свыше воля выбора между добром и злом, против которого восстает Большой инквизитор. Не всегда возможно предусмотреть, что в каждом случае определит учинок человека - сила обстоятельств или не зависима от этой силы и вражеская ей внутренняя воля. Говоря словами старца Зосима, « многое из сильнейших чувств и движений природы нашей мы пока на земле не можем постичь», потому что «корень наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах других»...».

Внедряясь в загадочные глубины души Дмитрия Карамазова, Достоевский показывает, что герой мог бы стать отцеубийцей, если бы в нем в последнюю минуту не восторжествовала любовь над ненавистью. «... числьози чьи, или иметь моя умолила бога, или дух светлый поцеловал меня в и миг - не знаю, но черт был побежден». Все в нем, казалось, было подготовлено к преступлению: и ненависть к отцу-соперника, и физическое отвращение к отвратительному сладострастнику, И ревность в борьбе за Грушеньку. По законам психологии и общественного жизни Дмитрий Карамазов мог стать преступником, но в последнюю минуту состоялось чудо морального преобразования, тоже по-своему не случайное, потому что герой, совмещая в себе обе безодни вместе, всегда в глубине души отдавал предпочтение идеала Мадонны перед идеаломсодомским.

Невозможно однозначно объяснить поступки литературных героев Достоевского; Человек «загадка» и «тайна»; в нем борются противоположные начала, и победа одного из них для читателя бывает часто неожиданной. «Сложный всякий человек и глубокая, как море, особенно современный, нервный человек». В героях Достоевского прячется сложное сплетение противоположных наклонностей и устремлений, которое приводит их в залог драматических колебаний, но этот залог иногда разрешается сознательным и самостоятельным выбором пути. Они имеют в своем распоряжении возможности разных решений и переживают колебание, прежде чем решиться. Иногда эта болезненная противоречивость проявляется в сложности обращения и неожиданности поступков. Так, Настасья Филипповна из «Идиота» переживает мучительные колебания между Мышкиным и Рогожиним именно в силу сложности своих чувств: любовь к Мышкину и. боязнь тем самым погубить его, огромная гордость и жажда смирения и прощение, стремление любить и сознание своей низости, способность надругаться над собой. Именно в силу раздвоенности герои Достоевского имеют возможности разных решений и неожиданных для других учинкив

Подобно Толстому и Тургеневу, Достоевский делит персонажей на категории по степени их умения пользоваться даром моральной воли. Он ставит их в критическую ситуацию и следит за движением их внутреннего «я», чтобы определить их моральную ценность. Они проявляют силу или слабость личности в зависимости от того, как и каким образом пользуются правом самостоятельного определения своего жизненного" обращения в переломные, драматические моменты

Достоевский делит персонажей преимущественно на те, которые отдаются устремлениям доброй воли и задачу думают в продвижении к идеалу, отличаясь сердечностью, милосердием и сожалением, а также на те, которые, пользуясь правом свободного выбора, встают на путь нарушения морального закона с целью эгоистического самоутверждения

Абсолютная воля человека, связанная, с «умопостигаемой причинностью», по Толстому, - сфера его субъективного самосознания, которое выражает, однако, все духовное богатство его личности. Раскрывая проявления свободной воли в «духовных озарениях» персонажей, Толстой вместе с тем изображает причинно-следственные связи, многостороннюю обусловленность их переживаний и действий. Интересуясь «глубинами души людской», Достоевский часто трактует их как сугубо иррациональные, но вместе с тем в практике художественного творчества, он, подобно Толстому, показывает существование человека как подлежащее закона детерминации. Подтвердим сказанное одним примером из «Записок из подполья». Показательная сцена свидания Лизы с «антигероем» в момент его ссоры с Аполлоном. Понявши, что ее собеседник сам несчастливый, она в неудержимом порыве сожаления протягивает к нему руки. Действие повести достигает кульминации: этот «самый безобразный, самый смешной, самый глупый, самый завистливый из всех на земле червяков» оказывается просто слабым человеком, измученным одиночеством и страхом. Тут сердце в нем «перевернулось», злость отринула, и он отдается искренней муке: «Я тоже не выдержал и зарыдал так, как никогда еще с мной не бывало...» «Мне не дают... Я не могу быть... добрым!» Бунтующий против мировой (исторической) необходимости, которая отстаивает ничем не ограниченную безусловную волю, он сам оказался сугубо детерминированный внешними силами: «не дают» - и внутренне несвободным, совсем неспособным к любви, к живому сердечному жизни, «жалости», «раскаянию», «прощению».

Внутренняя жизнь души Дмитрия Карамазова